Жан-Луи Стази: интервью с президентом Schneider Electric в России и странах СНГ

История французской Schneider Electric началась больше 175 лет назад, когда два брата — Адольф и Жозеф Шнейдеры купили заводы «Крезо» и занялись тяжелым военным машиностроением. В XX в. Schneider сосредоточилась на развитии оборудования для энергетики, городов и индустрии и в XXI в. превратилась в международный холдинг с выручкой 23,6 млрд евро, штатом 150 000 человек и офисами более чем в 100 странах мира. Больше всего Schneider Electric зарабатывает в Западной Европе и странах Азиатско-Тихоокеанского региона: в 2013 г. на них пришлось 29 и 27% выручки компании.

Россия в прошлом году обеспечила четверть объема продаж Schneider Electric, в Россию за последние три года Schneider Electric направила около $700 млн инвестиций — больше от компании не получала никакая страна. Теперь компания планирует развивать здесь производство оборудования для зеленой генерации и уже заключила соглашение с «Авеларом» Виктора Вексельберга о локализации инверторов для солнечных электростанций на 100-200 МВт в год и строительстве инжинирингового центра. А в начале года Schneider Electric купила завод по производству оборудования для стратегических отраслей (металлургия, газ и нефть) у Alstom Grid в Екатеринбурге, рассказывает президент Schneider Electric в России и странах СНГ Жан-Луи Стази. Теперь, по его словам, компания готовится заключать новые контракты на востоке страны и не исключает новых проектов в Крыму.

— Schneider Electric планомерно развивает деятельность в России. В этом году вы купили завод в Екатеринбурге и объявили о новом проекте с «Авеларом» по выпуску инверторов. Какой будет стратегия компании с учетом этих приобретений?

— Покупка завода в Екатеринбурге говорит о двух вещах: во-первых, мы хотим больше инвестировать в Россию, и особенно в Уральский регион — второй после Москвы и Санкт-Петербурга по размеру вклада в ВВП. Во-вторых, нам хочется больше сфокусироваться на нескольких стратегических отраслях в России, одна из которых, конечно, горнодобывающая промышленность и металлургия, а другая — нефть и газ. Завод в Екатеринбурге как раз производит оборудование для этих двух секторов.

С «Авеларом» мы работаем уже около трех лет. Мы впервые встретились в 2011 г. на крупнейшей выставке, посвященной солнечной энергетике, в Абу-Даби. Они как раз хотели развивать проекты солнечной энергетики в России. Можно провести интересную параллель: в Абу-Даби очень много солнца, и есть город Масдар — самый энергоэффективный в мире, но там же очень много легкодобываемой нефти. В России также много нефти и газа, и поначалу кажется, зачем тут солнечная энергетика? Но «Авелар» понял, что страна огромная и в ней есть множество уголков, удаленных от электросетей, где солнце светит очень долго и солнечная энергетика будет очень эффективной. Например, на Алтае, где они делают первый проект. Мы очень рады, что они выбрали Schneider Electric в качестве партнера. Я думаю, что у солнечной энергетики большое будущее, поэтому нам важно участвовать в одном из первых проектов, который фактически закладывает ее основы в России.

— Насколько для вас интересен вообще рынок возобновляемой энергетики в России? Он только формируется и даже к 2020 г. будет составлять меньше 6 ГВт.

— Мы очень много инвестируем в солнечную энергетику и собираемся стать одним из мировых лидеров по производству оборудования. Российский рынок нам также, конечно, интересен, но подход у нас прагматичный. Пока мы обеспечиваем оборудованием «Авелар», также сотрудничаем с «Евросибэнерго», но открыты для нового сотрудничества. Я верю, что у солнечной энергетики в России серьезное будущее, так как энергосистема станет более распределенной. В ближайшие пять лет, по нашим прогнозам, в России будет около 500 МВт мощностей солнечных электростанций, поэтому мы локализуем здесь производство.

— В апреле старший вице-президент бизнес-подразделения «Энергетика» Schneider Electric в России и СНГ Йоахим Дамс заявлял, что компания не планирует в ближайшее время приобретать предприятия в России. С чем это связано?

— Честно говоря, мне кажется, что его мысль была просто неправильно понята. За прошедшие три года мы инвестировали в Россию около $700 млн — больше, чем в любую другую страну. Когда ты так много инвестируешь, останавливаться нельзя, иначе вложения обесценятся. Поэтому наш план — продолжать инвестировать. Но инвестиции — это не только покупка предприятий. У нас есть успешный опыт строительства заводов с нуля в России, а также создания совместных предприятий. Также мы хотим поставлять оборудование, которое производим в России, в близлежащие страны — Казахстан, Белоруссию, Узбекистан. Для этого будем расширять производство и увеличивать мощности заводов. Мы очень внимательно слушаем, что говорят сами регионы и власти, чтобы скорректировать свои планы. Например, мы понимаем, что важное развитие будет на востоке страны: между Россией и Китаем подписан большой договор на поставку газа. Мы думаем, как можем помочь нашим партнерам в этом направлении.

— Заключаете в этой связи новые договоры с «Газпромом»? С другими крупными компаниями?

— Сейчас я не готов объявить о новых проектах, так как мы с партнерами пока не достигли всех договоренностей. Что касается развития на Дальнем Востоке в целом — два года назад мы открыли складской комплекс в Хабаровске, заявив таким образом, что готовы усилиться в регионе.

— Вы сказали, что будете расширять действующие мощности — сколько для этого придется вложить в предприятия?

— Я не хотел бы называть цифр, но капиталовложения в те отрасли, которые приносят нам большую часть прибыли, мы, конечно, будем увеличивать. В стратегическом плане мы хотели бы больше развивать НИОКР, вкладывать в исследования и разработки. Может быть, это меньшее число рабочих мест, но они высокотехнологичные.

— Кроме производства какие еще направления бизнеса приносят вам большую часть прибыли?

— Для нас очень важны два сектора. Первый — это программное обеспечение, для того чтобы помочь нашим клиентам стать эффективнее, сделать электрические сети, заводы, трубопроводы для нефти и газа, а также объекты ЖКХ «умными». И мы локализуем наш инженерно-технический персонал, чтобы быть ближе к заказчику. Вторая сфера — это сервис, чтобы помочь клиентам продлить срок службы оборудования. Это два сегмента, куда мы очень много вкладываем и продолжим инвестировать в будущем.

— Если сравнивать российский рынок с другими — он сейчас растет быстрее или медленнее?

— Россия для нас — четвертый по объему бизнеса рынок в мире, который дает Schneider Electric примерно 5% оборота. Сейчас ваша страна — локомотив роста, в Европе ситуация намного сложнее. В России сейчас очень много регионов с большим потенциалом развития, здесь есть возможности для маневра. Так было с Сочи в последние три-четыре года, так будет и с другими регионами, где нужно развивать инфраструктуру, включая южные регионы и Крым.

— Вы сами упомянули Крым, это значит, вы будете инвестировать в регион, если появятся предложения и возможность?

— Мы работали в Крыму в последние 10 лет, у нас там есть партнеры и клиенты, которых надо обслуживать, и если им потребуются наши технологии, мы их предоставим.

— У правительства Франции очень жесткая позиция в отношении Крыма. Вы не получали предостережений, пожеланий от правительства о приостановке работы в регионе?

— Мы в первую очередь публичная компания и полностью действуем в рамках законодательства, которое применимо к нашей работе в любой стране. Сегодня в России, на Украине или в другой стране, если наши заказчики просят у нас технологии, мы эти технологии им предоставляем в рамках действующего законодательства. На сегодняшний день никакие поставки мы не прерывали.

— Но если к вам придут новые заказчики, уже с российской стороны, будете сотрудничать?

— Не могу сказать, что мы интересуемся этим регионом специально, мы просто работаем с Россией как с партнером и смотрим, в каких регионах реализуются крупные инвестиционные проекты, и мы готовы работать там, где работают наши российские партнеры и клиенты.

— У вас на Украине несколько офисов, кризис в стране как-то отразился на деятельности компании?

— В последние шесть месяцев наша первоочередная задача там — обеспечить безопасность людей. Но деятельность на Украине мы не прерывали. Украина — важный рынок для нас, и мы намерены продолжать там работу.

— Российская экономика стагнирует, правительство заморозило тарифы, в том числе для «Россетей», с которыми вы много работаете. Компании было дано указание начать экономить, сокращать затраты, быть жестче с подрядчиками. Вы как-то ощущаете это на себе?

— У нас сейчас очень продуктивный и хороший диалог с «Россетями» — и с МРСК, и с ФСК. Но оборудование в их структуре затрат занимает совсем незначительную часть, и, урезав ее, они вряд ли станут более эффективными. Наше оборудование, например система smart grid (интеллектуальные системы передачи электроэнергии, позволяют собирать информацию о распределении электроэнергии, оптимизировать затраты, повышать надежность. — «Ведомости»), наоборот, может помочь им сократить потери. «Россети», кстати, очень открыто на это смотрят, но вместе с тем очень прагматично: хотят все потрогать своими руками, понять, как работает. Поэтому мы вместе делаем пилотные проекты — в Москве, Сочи, Иркутске и Чите.

Что касается замораживания тарифов в целом, Россия здесь не уникальна. И Европа, и Китай сталкиваются с влиянием финансового кризиса, он до конца не прошел, поэтому страны не могут позволить себе рост налогов и пытаются повысить эффективность экономики. Но только наличия технологий для этого мало — надо, чтобы инвесторы и правительство действовали сообща. Российское правительство это хорошо понимает и реализует важную программу по улучшению инвестклимата в стране.

— А что для вас было бы улучшением инвестклимата?

— Для нас сейчас самая большая проблема в России — нехватка специалистов. Поэтому мы активно работаем с университетами, другими образовательными учреждениями, чтобы найти для компании подходящих людей. Второй большой пробел — это отсутствие механизма привлечения длинных денег для долгосрочных проектов. Ведь проекты в ЖКХ не окупаются за два-три года, чтобы вернуть деньги — нужно семь-десять лет. Наличие такого механизма позволило бы экономике расти быстрее.

— Какое-то обсуждение с правительством, банками о создании такого механизма финансирования ведете?

— Да, мы активно работаем с банками, в ноябре прошлого года, например, заключили соглашение о сотрудничестве со Сбербанком. В совместных проектах мы будем выступать техническим партнером, а они — финансовым. Но чтобы механизм действительно заработал, нужно время.

— Трудно работать с российскими региональными чиновниками? По сравнению с французскими, например?

— Все регионы России, как и французские, — разные, но для нас все они одинаково интересны. У нас очень здоровый диалог с местным руководством — они тоже в нас заинтересованы, так как мы инвестируем в их регион. Мы всегда внимательно слушаем местные и федеральные власти, пытаемся уловить их приоритеты, чтобы сделать следующий шаг в инвестировании. Но просто инвестировать в регион мало — нужно, чтобы твои инвестиции принесли региону какую-то пользу. Иначе такое сотрудничество долго не продлится.